Игра [Geim] - Андерс де ла Мотт

Вот черт, недосып и головные боли сделали свое дело, к тому же Андерберг не лыком шит. Сегодня сдерживать его натиск очень трудно, и прежде всего потому, что в мыслях она уже звонит в дверь Хенке. Нужно провести рекогносцировку и сменить тактику.

— А вы не хотите поподробнее об этом поговорить?

Андерберг, видимо, что-то почуял. Надо быть осторожной.

Ребекка пожала плечами, чтобы выиграть пару секунд на размышление. Что же, черт побери, ему ответить?

Нет, милый мозгоправ, у меня нет ни малейшего желания рассказывать тебе о моем мелком братце-уголовнике, которому наплевать на всех и вся и который испоганит все, что попадет к нему в руки, но которому я должна по гроб жизни.

— У нас было довольно тяжелое детство, — ответила она в надежде, что такая не слишком глубокая безобидная доверительность собьет его со следа.

Андерберг ободряюще кивнул, явно приготовившись услышать больше.

— В общем, сначала в основном папа… Но постепенно он втянул и мать, а затем она заболела.

Глубоко вздохнув, Ребекка продолжила:

— Папа, человек довольно странный, был уже зрелым, когда они с мамой поженились. Квартира была его, как и заведенный распорядок. Все должно было быть так, как хочет он, до мельчайших деталей, и он приходил в ярость из-за всяких мелочей. Ключи не на своем месте или пятно на зеркале в ванной — этого хватало, чтобы страшно его взбесить. Когда он был дома, мы все ходили на цыпочках, чтобы его не рассердить и не расстроить. Хенке, мой брат, младше меня тремя… на три года, — исправилась она. — Когда было совсем тяжко, мы держались вместе. Я его защищала, утешала или вела гулять, пока все не успокоится. В этой жизни мы могли положиться только друг на друга, можно так сказать.

Она неосознанно улыбнулась.

— Я таскала его везде с собой, боялась оставлять вдвоем с отцом. В любой момент могло что-то произойти, и если происходило, то почему-то все вымещалось именно на брате — наверное, потому что он был маленький и беззащитный. Отец распускал руки, особенно после пары рюмок, и хоть мама делала что могла, она не решалась идти ему наперекор и принимать нашу сторону, когда начинался скандал. Она сама от него натерпелась… А меня он почему-то никогда не бил. Как будто я была под какой-то защитой. У людей его поколения было не принято бить маленьких девочек. И, может быть, поэтому я стала всегда защищать Хенке. — Она пожала плечами, успев заметить, как Андерберг одобрительно кивает.

Видимо, он проглотил наживку. К тому же Ребекка, к собственному удивлению, обнаружила, что совсем не прочь продолжить свой рассказ…

— Хенке был очень терпелив, всегда шел со мной, никогда не ныл, хоть ему и приходилось играть в основном в девчачьи игры. Иногда ему приходилось выполнять роль куклы, которую мы с другими девочками одевали во дворе. Дочки-матери и все такое…

Ребекка вновь улыбнулась и задумчиво опустила голову. Психолог не трогал ее, при этом выглядел довольным. Какая ирония в том, что все, что она раньше с таким трудом старалась скрыть, теперь стало великолепной маскировкой. Новой линией защиты взамен прорванной старой. Она не говорила обо всем этом уже… лет тринадцать, и сейчас было очень здорово немного облегчить душу.

Мельком взглянула на часы — двадцать пять минут высидела. Теперь нужно завершить рассказ и прыгнуть в метро в сторону Сёдера. И снова сесть в седло.

— А когда вы выросли, стали меньше общаться?

Тон вполне дружелюбный, в нем больше поддержки, чем вопроса.

Ребекка утвердительно кивнула:

— Да, к сожалению, мы слегка отдалились после того, как я уехала из дома. Папа неожиданно умер годом раньше, а Хенке уже было шестнадцать, поэтому не так страшно было оставлять его жить с матерью. На тот момент она была тяжело больна и в основном лежала. А я познакомилась с парнем, и мы стали жить вместе. Первая любовь, сами знаете.

Она с деланым безразличием пожала плечами.

— Весь дом на мне, к тому же я была сиделкой при матери, поэтому решила, что теперь после смерти отца настала очередь Хенке взять на себя какую-то ответственность… Мы с моим парнем обустроили им квартиру на площади Мариаторьет. Меньше метров, зато ближе к больнице. Наняли домработницу, чтобы как-то облегчить им жизнь. А я была влюблена и спешила скорее уйти из дома, убежать от постоянных забот о всех и вся. Я целиком погрузилась в наши с Дагом отношения, и наверняка Хенке почувствовал себя лишним. Как будто бы я его бросила. Он ведь так привык, что я всегда рядом. Он и я — против всего остального мира. К тому же он не очень-то ладил с моим мужчиной…

Тут она остановилась. Это уже минное поле, и лучше будет не влезать в кучу всякой необязательной лжи.

— Так или иначе, любовь моя продлилась всего пару лет, потом от рака умерла мама. Хенке по-прежнему живет в той квартире, но наши с ним отношения так и не вернулись на прежний уровень… Но, можно сказать, мы над этим работаем, — резюмировала она с собранным выражением лица.

Большая часть того, что она рассказала, вообще-то была правдой. Чисто технически она даже ни разу не соврала, просто кое о чем умолчала. Вопрос в том, прокатит ли такая история?

Андерберг сочувственно кивнул, очевидно довольный тем доверием, которое ему удалось-таки вызвать.

— Так вы иногда общаетесь с Хенриком?

— Конечно, — ответила она и с облегчением улыбнулась. — Вообще я собираюсь с ним встретиться, как только мы закончим.

«И свернуть ему шею», — добавила она, но уже про себя.

* * *

Кто бы ни звонил сейчас в дверь, это явно очень упрямый придурок. Подушку на голову, сделать вид, что его нет дома, пока эта сволочь не свалит. Сволочь оказалась настойчивей свидетелей Иеговы. Он или она давит на звонок с мучительными, пыточными интервалами и делает это уже минут десять. У Эйч Пи достало времени сосчитать.

Первые десять секунд звонок длинный, дзззззззыыыыыыннннь!

Десятисекундная пауза.

Затем снова это дзззззззыыыыыыннннь!

От этого ехала крыша. В итого не оставалось ничего другого, кроме как встать с постели и открыть.

С красной рожей, в одних трениках, подхваченных со стула по пути, он в ярости распахнул дверь, чтобы как следует дать этой твари в морду. В следующее мгновение, не совсем осознавая, как это вышло, он уже лежал на спине на коврике в прихожей.

* * *

Андерберг с потрохами купился на ее новую тактику защиты… Именно история о тяжелом детстве — лучшее средство ввести в заблуждение любого мозгоправа. Докторишка прямо размяк из-за того, какой неожиданный поворот приняла их беседа. Похвалил ее за то, что она такой откровенный и сильный человек, а также согласился, чтобы она начала работать уже на следующей неделе. Пару деньков отдыха — то, что нужно, будет время кое-что выяснить…

Понадобилось десять минут на то, чтобы вытащить его из койки. Достаточно было аккуратно заглянуть в щель для почты, прислушаться — и стало понятно, что он дома. Хоть спальня и располагалась в дальнем конце квартиры, расстояние недостаточное, чтобы не услышать его храп.